В солдатских вагонах нашего эшелона продолжалось все то же беспробудное пьянство. Солдаты держались грозно и вызывающе, жутко было выходить из вагона. У всех было нервное, прислушивающееся настроение. Темною ночью
выйдешь на остановке погулять вдоль поезда, — вдруг с шумом откатится дверь теплушки, выглянет пьяный солдат...
Неточные совпадения
Тогда я подал сигнал к
остановке. Удэгеец говорил, что юрты совсем близко, но никто ему уже не верил. Стрелки принялись спешно разгребать снег, таскать дрова и ставить палатки. Мы сильно запоздали: глубокие сумерки застали нас за работой. Несмотря
на это, бивак
вышел очень удобный.
Они были сильно испуганы и всю ночь не спали, ожидая каждую минуту, что к ним постучат, но не решились выдать ее жандармам, а утром вместе с нею смеялись над ними. Однажды она, переодетая монахиней, ехала в одном вагоне и
на одной скамье со шпионом, который выслеживал ее и, хвастаясь своей ловкостью, рассказывал ей, как он это делает. Он был уверен, что она едет с этим поездом в вагоне второго класса,
на каждой
остановке выходил и, возвращаясь, говорил ей...
Мы стали приближаться к Новочеркасску. Последнюю
остановку я решил сделать в Старочеркасске, — где, как были слухи, много заболевало народу, особенно среди богомольцев, — но не
вышло. Накануне, несмотря
на прекрасное питание, ночлеги в степи и осторожность, я почувствовал недомогание, и какое-то особо скверное: тошнит, голова кружится и, должно быть, жар.
«Голос тоже привязной», — стукнуло в коротковском черепе. Секунды три мучительно горела голова, но потом, вспомнив, что никакое колдовство не должно останавливать его, что
остановка — гибель, Коротков двинулся к лифту. В сетке показалась поднимающаяся
на канате кровля. Томная красавица с блестящими камнями в волосах
вышла из-за трубы и, нежно коснувшись руки Короткова, спросила его...
Настала Святая неделя, и в последние ее дни Патап Максимыч получил письмо от Махмета Субханкулова. Тут
вышла остановка в поездке
на Низ. Дуня и сама не решалась ехать так далеко и мужа не отпускала без себя
на пароход — хотелось ей прежде повидаться с незнакомым еще ей дядей.
Это первое путешествие
на своих (отец
выслал за мною тарантас с тройкой),
остановки, дорожные встречи, леса и поля, житье-бытье крестьян разных местностей по целым трем губерниям; а потом старинная усадьба, наши мужики с особым тамбовским говором, соседи, их нравы, долгие рассказы отца, его наблюдательность и юмор — все это залегало в память и впоследствии сказалось в том, с чем я выступил уже как писатель, решивший вопрос своего „призвания“.
На перекрестках
выходили беспрестанные
остановки.
На больших
остановках нас нагонял эшелон, в котором ехал другой госпиталь нашей дивизии. Из вагона своею красивою, лениво-развалистою походкой
выходил стройный д-р Султанов, ведя под руку изящно одетую, высокую барышню. Это, как рассказывали, — его племянница. И другие сестры были одеты очень изящно, говорили по-французски, вокруг них увивались штабные офицеры.
При
остановке экипажа Неволин
вышел из своего столбняка, бросил извозчику рублевую бумажку, вошел в подъезд, поднялся во второй этаж и, только очнувшись в своем номера, бросился ничком
на постель и зарыдал.